Нервно подергивая плечами, приемщик
надтреснутым голосом рассказывал о том, как голодали крестьяне, но Фома плохо слушал его, глядя то на работу внизу, то на другой берег реки — высокий, желтый, песчаный обрыв, по краю которого стояли сосны.
Гулянье начали молебном. Очень благолепно служил поп Глеб; он стал ещё более худ и сух;
надтреснутый голос его, произнося необычные слова, звучал жалобно, как бы умоляя из последних сил; серые лица чахоточных ткачей сурово нахмурились, благочестиво одеревенели; многие бабы плакали навзрыд. А когда поп поднимал в дымное небо печальные глаза свои, люди, вслед за ним, тоже умоляюще смотрели в дым на тусклое, лысое солнце, думая, должно быть, что кроткий поп видит в небе кого-то, кто знает и слушает его.
Прошло много лет, и в конце прошлого столетия мы опять встретились в Москве. Докучаев гостил у меня несколько дней на даче в Быкове. Ему было около восьмидесяти лет, он еще бодрился, старался петь
надтреснутым голосом арии, читал монологи из пьес и опять повторил как-то за вечерним чаем слышанный мной в Тамбове рассказ о «докучаевской трепке». Но говорил он уже без пафоса, без цитат из пьес. Быть может, там, в Тамбове, воодушевила его комната, где погиб его друг.
Неточные совпадения
Начал он
надтреснутым, срывающимся
голосом, но потом очень скоро
голос его окреп и зазвенел на всю залу, и так до конца речи.
Ее
голос звенел и дрожал, как
надтреснутый стеклянный колокольчик, вспыхивал и замирал…
Я, признаюсь, редко слыхивал подобный
голос: он был слегка разбит и звенел, как
надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нем была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь.
— Папочка! — послышался
надтреснутый, слабый
голос Лены. Семен Афанасьевич очнулся и с удивлением взглянул на дочь.
Где-то щелкали бильярдные шары, в соседнем номере распевал чей-то
надтреснутый женский
голос бравурную шансонетку, а Гордей Евстратыч смотрел кругом — на спавшего на диване Михалку, на пестрые обои, на грязные захватанные драпировки, на торчавшего у дверей лакея с салфеткой, и думал — нет, не думал, а снова переживал целый ворох разорванных в клочья чувств и впечатлений.
Фома слушал ее, улыбался и вздрагивал от близости ее тела. В уши ему лез какой-то
надтреснутый и скучный
голос Званцева...
Теперь же песенка была такая слабенькая — о, не то чтобы заунывная (это был какой-то романс), но как будто бы в
голосе было что-то
надтреснутое, сломанное, как будто голосок не мог справиться, как будто сама песенка была больная.
— Намедни захребетник зачал с тобой говорить, а у тебя и глаза запрыгали, и в горле перехватило, и
голос стал ровно
надтреснутый…
Он подошел к запертой двери, с трудом ощупал замочную ручку и, пошевелив ее, назвал Глафиру, но собственный
голос ему показался прегадким-гадким,
надтреснутым и севшим, а из-за двери ни гласа, ни послушания. Глафира, очевидно, ушла далее, да и чего ей ждать?
— Буду, Демушка, буду молиться, желанный, — звучит в ответ
надтреснутый старческий
голос.
На перилах лежало два пальто посторонних лиц; одно военное; через дверь долетали раскаты разговора. Слышались жидкие звуки мужского
голоса, картавого и
надтреснутого, и более молодой горловой баритон с офицерскими переливами. Между ними врезывался смех, должно быть, плюгавенького человечка, — какой-то нищенский, вздутый, как пузырь, ничего не говорящий смех…
Всюду слышалось громыханье цепей и крик множества
надтреснутых и хриплых
голосов.
Колосов смотрит на полное, красивое лицо товарища, следит за его округленными жестами и вздыхает: «Хорошо тебе; не знаешь ты горя и не понимаешь его!..» Когда наконец Колосов начал говорить, он не узнал своего
голоса: глухой,
надтреснутый, неприятный ему самому.
В столовой, рядом, давно уже ходили, разговаривали и стучали посудой. Потом все затихло, и послышался хозяйский
голос Сергея Андреича, отца Павла, горловой, снисходительный басок. При первых его округлых и приятных звуках будто пахнуло хорошими сигарами, умной книгой и чистым бельем. Но теперь в нем было что-то
надтреснутое и покоробленное, словно и в гортань Сергея Андреича проник грязно-желтый, скучный туман.
Тут я заметил всегда после мною слышанную разницу в его интонации: он то говорил немножко
надтреснутым, слабым старческим
голосом, как бы с неудовольствием, и потом мягко пускал добрым стариковским баском.